ru_cats

Уважаемые сообщники, здравствуйте! Новенькая, вверяюсь в ваше великодушие :)

Настойчиво мяукают под балконом. Нежное приятное контральто. Отвлекаюсь от своего занятия, потому что вспомнила, что у бабуси еще до моего приезда пропала какая-то Муська. Я не очень-то верила в существование этой кошки, так как не имела чести быть представленной, а ее образ в рассказах бабуси был чересчур светлый и собирательный. Давно уже путаюсь в соседских Ласках и Барсиках, бабушкиных Васьках, все они, если верить рассказам, необыкновенно умны и преданны. А для меня на свете существует только две кошки - кривохвостая строптивая Ветка, пропавшая 14 лет назад, и шотландская голубая, которая когда-нибудь станет частью моей семьи.
Не без досады откладываю книгу и выхожу на балкон - вдруг с бабушкиным описанием совпадет кричащая? Удивительно - она на самом деле белая и на шее - черный ремешок.
- Муська, Муська!
Встрепенулась, водит головой по сторонам, наверх посмотреть не догадывается. Но все равно вижу, что эта кошка не дура.
- Бабусь, я сейчас!
Обегаю дом, кошка еще сидит на наземной трубе.
- Муська!
Теперь она меня видит, выходящую из-за угла. Соскакивает с трубы и порывисто идет ко мне. Не с идиотической доверчивостью и не с кабацкой развязностью, а со знанием, как мы иногда начинаем говорить с незнакомыми без предисловий, видя, что поймут. Чуть не впрыгнула мне сама на руки.
Пока несла ее, чистенькую, в квартиру - ладонью слышала, как колотилось кошкино сердечко.
- Бабусь, это не Муська?

- Муська.
Снова не слишком верю. Бабуся в эти дни мне рассказывает истории про Машеньку и Тимофея, какая хорошая у них была пара и почему не получилось семью сохранить. Я смотрю в бабушкины серьезные глаза и с головокружением думаю - а я тогда кто? А мой брат Глеб, ее любимый внук, оказывается братом ее мужа, а потом ее собственным братом Генкой, погибшем в 1941-м во время взрыва авиационного училища.
Часто навещающие бабушку медсестры и пожилые подруги в ее рассказах перетекают в московских родственников, чьи трагические истории двадцатилетней давности бабушка поверяет мне артистично и с расчетом на эффект. Я не перебиваю, слушаю внимательно, киваю и искренне ахаю, отмечаю про себя сходство или расхождение деталей и точки пространственно-временных сдвигов. Мне не страшно, но будто дневной сон смотрю или фильм Джармуша.
Проплывают сквозь десятилетия прыгающие на кровати невоспитанные дети, один из которых позже попал под машину, вот сенсация, уж я ли не знаю истории своего кузена. Но снова не показываю свою осведомленность, слушаю бабусю с большим интересом. Кажется, она хочет рассказать все, что помнит. Маячат в полумраке комнаты призраки украденных электрических плиток и карманных зеркалец. Какая же мелочь волнует ее уже столько лет, пружины немецкой кровати и мои подруги-псевдоклептоманки - ведь то зеркальце потом нашлось у нее дома, а мои подруги, балованные дети девяностых, и не думали его прибирать. Жалуется бабушка, что хохочет до шести утра на кухне с моим папой медсестра 53 лет - я хоть и не в курсе, но здесь к гадалке не ходи и свидетелей не опрашивай, это точно клевета.
- Она хоть симпатичная?
- Неплохая, только глухая.
Я про себя хихикаю, но снаружи эмоций на шуйские лихие новости у меня нет.
Неподтвержденную Муську отпускаю из рук. Она идет в кухню и заворачивает за дверь. Теперь верю, что она была в этой квартире - под раковиной место для кошачьих кормушек и блюдечек.
Муська жадно принюхивается к курице, колбасе, молоку. Лизнула, отошла. Полна томлением, с вопрошающим мявом ходит по комнатам, мягко наискосок стукается лбом о наши лодыжки. Пройдя внутри дивана, усаживается рядом с бабусей и требует ласки, тарахтя, как идеальный женский мотоцикл. Я рассматриваю ее, и у меня шумит в ушах, сердце бьется учащенно, а в глазах щекочутся ошеломленные слезы. Она такая неожиданно красивая и чувственная, изящная и царственная. У нее симметричный окрас, золотистый хребет и розовеющие бока, серебристые сапожки, карамельные ушки и хвостик. Для глаз я не знаю цвета, но это мой любимый цвет. Не голубой, не морской волны, не индиго, не знаю что, такой богатый, неземной цвет, цвет глубокой и чистой воды.
Я сначала говорю с ней, подражая кошачьему языку, на нем пытаюсь выразить сочувствие к ее неопределенной, непонятой осязательной тоске. Она удивлена и порывается искать сестру на уровне своего роста, но поняв, откуда ей вторят, бросается ко мне. Я человечьими словами рассказываю ей о том, как она гениальна - отзывчива, но эксклюзивна. Кажется, именно такими запомнил тайских девушек один знакомый бизнесмен, у него потом крыша на Тайланде съехала.
Мы посидели с бабушкой, а когда пришла пора ей отдохнуть - ушли в другую комнату. Кошка побыла одна, сколько ей было надо; подходит ко мне и заглядывает - но не в глаза, а интеллигентнее. Я замечаю и зову, ну иди сюда! - тут же запрыгивает, чтобы обменяться лаской. Это здорово, что мы с ней одинаково понимаем главные законы.
Ух как она сжимает и разжимает пальчики, как она жмурится, нетерпеливо хмыкает, нарушая свое мерное жужжание, беспокойно вскидывает глаза, ревнуя меня к ручке и книжке, подсовывает мордочку мне под руку. Она подается навстречу каждому движению, она изворачивается и потягивается так, как только можно мечтать. Если такая воплотилась бы в женщину - долго я не желала бы воздвигать лингамы, не уставала бы утомляться танцем понимания.