ru_cats

Глава 6. Рэни, Робин и Китти.

Мамин рассказ о Джеке укрепил во мне желание иметь собаку.

Вскоре я познакомилась с юношей, у которого была собака породы колли. Собаку звали Крэнк, и она покорила меня своей красотой и изяществом. Теперь я хотела только колли, а в начале пятидесятых годов это была ещё довольно редкая порода, да к тому же и очень дорогая. Всё же мама обещала подарить мне такую собаку после окончания десятого класса.

Крэнк был хорошо воспитан, он прошел курс защитно-караульной службы, никогда не брал лакомства из чужих рук или с земли, не разрешал посторонним прикасаться к себе и беспрекословно исполнял все команды своего хозяина, даже и не совсем мудрые. Хозяин Крэнка, мальчишка, шалопай приучил собаку истошно лаять при слове «милиционер», что пёс и выполнял при виде каждого блюстителя порядка, к вящему удовольствию своего юного хозяина.
Наконец, я окончила школу, поступила в институт и получила разрешение обзавестись собакой.
В Москве, на Третьей Мещанской улице находился тогда Клуб служебного собаководства, я поехала туда, познакомилась с председателем секции колли и получила адрес женщины, у которой продавались по клубной цене (а клубная цена тогда была втрое ниже коммерческой) щенки колли.
В Малаховке, в небольшом частном доме ползали по полу семеро пушистых бегемотиков. Неужели из этих неуклюжих тупорыленьких увальней может вырасти благородный красавец-колли? Не может быть! Я была озадачена и огорчена, но деваться было некуда. Начались переговоры о покупке самого крупного и толстого кобелька. Щенки не обращали на нас никакого внимания, занимаясь своими детскими играми. Вдруг я почувствовала, что какие-то остренькие коготки царапают моё колено, Самый маленький и невзрачный щенок встав на задние лапки, заискивающе глядя мне в глаза и виляя коротким толстеньким хвостиком, пытался влезть ко мне на руки. Всё было кончено. Сердце моё дрогнуло, и участь была решена. Прощайте честолюбивые мечты о выставках и медалях – мне достался самый мелкий, слабый и неказистый щенок, да к тому же это была девица. Но мне было уже всё равно. Я уже любила это существо,
До станции я несла её на руках, в поезде бедняжку укачало и стало тошнить. Дома щенуля понравилась всем, кроме ведьмы-Малышки, которая рычала, шипела и с большим жаром демонстрировала, что хочет сожрать это отвратительное существо.
Имя щенка должно было начинаться с буквы «Р», и мы назвали её Рэни. В клубе мне выдали полную собачью родословную, членскую книжку Клуба служебного собаководства ДОСААФ и велели привезти щенка, когда Рэни исполнится четыре месяца. Я привезла. Можно было не питать никаких иллюзий, так как щенок был мелкий, рахитичный, да ещё с «коровинкой», то есть, задние ножки моей Рэни были абсолютно кривыми.
И мы стали бороться. Глюконат кальция, рабий жир, костная мука, хорошая пища, богатая белками, а, главное,- многочасовые прогулки.
В годовалом возрасте Рэни получила на Московской выставке оценку «очень хорошо» и серебряную медаль, на следующий год – Первое «отлично» и Большую золотую медаль, а в трёхлетнем возрасте стала победительницей Всесоюзной выставки служебного собаководства, чемпионом породы. И не только она, а ещё двое её годовалых щенков – Робин и Руда. Конечно, всё это тешило моё тщеславие, но не имело ровно никакого отношения к жизни Рэни и к нашей с ней любви.
Рэни стала очень красивой собакой. Она была послушна, умна и с лёгкостью прошла общий курс дрессировки. Сколько слов она понимала! И не только тогда, когда обращались непосредственно к ней, но и когда слова эти звучали в наших семейных разговорах. Рэни очень любила гулять. Если ей говорили: «Рэни, пойдём гулять!», собака сразу же бросалась в прихожую и тащила оттуда поводок. Скоро слово «гулять», нельзя было произнести ни в каком контексте – сразу появлялась Рэни с поводком и начинала скулить. Мы стали заменять это слово его синонимами, но и это не помогло, а Рэни, услышав слова: прогуляться, пробежаться, прошвырнуться, проветриться, тотчас кидалась за поводком.
Хотя собака с удовольствием плавала, она не любила мыться в ванной, и, если мама говорила: «А не искупать ли нам сегодня собаку?», Рэни тотчас исчезала, протискиваясь под низкую мамину кровать. Вытащить её оттуда было очень трудно. Точно так же пряталась она под кровать не только при звуках салюта, но и при слове «салют». «Сегодня будет салют»,- говорю я маме, и собака лезет под кровать.
Рэни прекрасно понимала не только интонации, но и слова. Она очень любила побираться около стола, хотя ей, как породистой и дрессированной собаке этого делать не полагалось. Увидев, что собака опять с вожделением смотрит на стол, я начинала вкрадчиво и тихо, почти шепотом, горестно говорить: «Мама, посмотри, она опять побирается. Какой ужас, какой позор. Как не стыдно. Попрошайка, побирушка!» Низко опустив голову, собака отправлялась под стол, хотя её имя даже не было произнесено.
Когда Рэни заболела, и её надо было лечить, мы стали ходить с ней в ветеринарную поликлинику, чтобы делать там инъекции алоэ. Принимал нас этакий «земский» врач, статный седой старик с чеховской бородкой, очень любивший своих лохматых пациентов. Он говорил одной женщине принесшей больного кота: « Котлетами по шесть копеек (были тогда такие самые дешевые и, кстати, вполне съедобные котлеты) кота не корми. Ты сама их ешь. А коту надо давать мясо. Ну а если хочешь, чтобы кот жил долго,- кастрируй его».
Уколы алоэ Рэни делали оттого, что каждую осень на спинке у неё стала выпадать шерсть. После курса уколов шерстка к весне снова вырастала, но в морозную зиму «голую» собаку можно было простудить, и мы сшили ей попону. Когда мы впервые пришли в таком виде на приём, врач воскликнул: «Рэни! Какой у Вас модный дипломат!», а Рэни, взвизгнув от восторга, стала облизывать врача, потом опрометью кинулась в процедурный кабинет, вспрыгнула на стол, где всегда делали ей уколы, и замерла в ожидании столь приятной процедуры. Может быть, она понимала, что после уколов ей становится лучше? Во всяком случае, она знала все слова, относящиеся к этой процедуре. Когда мы стали делать ей уколы дома, то слова: укол, вата, прокипятить, йод, шприц, она сразу узнавала и немедленно лезла на стол, не дожидаясь, когда его накроют клеёнкой.
«Бабушка, ты прокипятила шприц?» - спрашиваю я. Глядишь, а собака уже на столе.
С моей бабушкой у Рэни установились совсем особые отношения. Собственно говоря, бабушкой я называла свою няню. Так и будем её звать.
Бабушка была ворчуньей и непрерывно кого-нибудь ругала, или меня, или соседку, или собаку, или же какое-либо давно умершее историческое лицо. С утра до вечера в квартире раздавался её голос. Все мы к этому давно привыкли и не обращали внимания на её крики, тем более, что очень её любили и даже немножко побаивались. Не боялась её только Рэни. Иногда, когда нам хотелось подшутить над бабушкой, я говорила собаке: «Рэни, пойди, поцелуй бабушку!» Рэни срывалась с места, стремглав неслась к бабушке, клала лапы ей на плечи и начинала страстно облизывать её лицо. «Куда лезешь, проклятая!»- кричала бабушка и вытиралась фартуком.
Рэни очень плохо ела и еда в её миске могла часами стоять нетронутой. Одна только бабушка могла её накормить. Она снимала свой фартук, завязывала его на собачьей шее, подтаскивала Рэни к миске и столовой ложкой начинала запихивать еду в собачью пасть, приговаривая: «Жри, проклятая! А ну, открывай пасть! Жри, проклятая!» И собака начинала покорно глотать свою пищу. Правда, однажды, когда бабушка мимоходом толкнула собаку, Рэни огрызнулась и кинулась к бабушкиному горлу. Хорошо, что я была дома и пришла на выручку. Пришлось наказать рыжую преступницу, ведь собака ни в коем случае не должна ни бросаться на хозяев, ни рычать на них. И никогда нельзя допускать, чтобы она позволяла себе даже просто ощериться, угрожающе приподняв верхнюю губу.
Рэни очень любила гулять с бабушкой. Как большинство стариков, бабушка мало спала, рано вставала и, когда ей хотелось подышать утренним воздухом, брала на поводок собаку, выходила с ней в скверик, расположенный около нашего дома, и они вместе располагались на одной из скамеек.
Сидит бабушка на скамейке, рядом с ней лёжа дремлет Рэни. Вдруг подходит к ним молоденький милиционер. А надо сказать, что Рэни, в отличие от Крэнка, плохо относившегося к милиционерам, очень их любила, поскольку, часто по утрам гуляя с моей мамой в Парке, перезнакомилась там со многими из них, а при виде милиционера начинала бурно вилять хвостом и пыталась броситься ему в объятия.
Так вот, подходит к бабушке милиционер. Рэни начинает вилять хвостом. Милиционер говорит, обращаясь к бабушке, вежливо так говорит: «Гражданочка, почему Ваша собака лежит на скамейке? Где её поводок и почему у вас нет намордника? Нарушаете!» Снизу вверх поглядев на милиционера, бабушка сказала: «У меня-то намордник есть. Даже два. Один могу тебе подарить». Возмущённый милиционер побежал в нашу квартиру и стал кричать, что его оскорбили при исполнении служебных обязанностей, о чём он и намеривается немедленно составить протокол. С большим трудом маме и нашим соседям удалось внушить ему, что бабушка стара и давно впала в маразм.
Нашей Рэни исполнилось три года, и пора ей было обзавестись потомством. В Клубе существовал план вязок, согласно которому в женихи ей предназначался очень красивый пес трёхколлерного окраса по кличке Тимур-Байкал, принадлежавший знаменитому конструктору вертолётов Камову. Обычно невест привозили к Тимуру-Байкалу домой, и он прекрасно справлялся со своими обязанностями. Однако Рэни с первого взгляда возненавидела его и, несмотря на все его ухаживания, только злобно рычала и огрызалась, не подпуская его к себе. Чтобы брак все же осуществился, пришлось хозяевам нашего незадачливого жениха пригласить в помощь ему собачьего инструктора.
Видимо Рэни оставила в собачьем сердце Тимура-Байкала неизгладимый след. Когда через два года они встретились на одной из собачьих выставок, пес, увидевший бывшую свою супругу с такой силой рванул к ней, что поранил поводком руку своего сановного хозяина. А некоторые утверждают, что животные не знают любви!
Вскоре у Рэни появились щенки. Кошка Малышка уже несколько лет не имела котят, не потому, что ей этого не хотелось, а в силу того, что на улицу её не выпускали, а Муркаса к ней больше не приглашали.
Как только у собаки начались роды, Малышка забеспокоилась, уселась рядом с Рэни, которую она не очень-то жаловала, и стала ждать. Как только первый щенок появился на свет, кошка стала его вылизывать, как настоящая мать. Ну а когда были рождены все шестеро щенят, бедная Малышка, вообразившая себя их матерью, оттеснила малышей от собачьего живота и на своём кошачьем языке стала уговаривать их поесть, подставляя им своё брюшко. Она постоянно вылизывала щенят и заботилась о них.
Щенки выросли и были проданы по клубной цене, однако один, самый красивый, крупный и сильный остался у нас. Это был алиментный щенок, то есть, он был отобран владельцами Тимура-Байкала в качестве уплаты за вязку. К сожалению, у щенка образовалась пупочная грыжа, её надо было оперировать, а операцию можно было сделать только тогда, когда щенку будет не менее восьми месяцев, В результате, к восторгу Малышки, щенок, названный Робином остался у нас. Малышка продолжала заботиться о нём, что-то постоянно ему рассказывала и очень нервничала, когда Робина выводили гулять. Так и пропала она, выскочив вслед за ним на лестничную площадку. Заметили мы её пропажу не сразу, искали долго и безрезультатно. Только и нашли, что беспризорного, кем- то выброшенного котёнка, красивого, пушистого, но такого несчастного и голодного, что мордочка его была по-стариковски уныла и сморщена.
Приютили, откормили, отловили блох и дали ей имя « Китти», в честь одной нашей распутной знакомой. Видимо, это имя и определило дальнейшее поведение нашей новой кошки: когда у неё наступало время загула, Китти, не испросив у нас разрешения, просто-напросто спрыгивала со второго этажа прямо на плечи болтающих под нашими окнами дворничих и истопниц, удирала к своим поклонникам и возвращалась ровно через неделю счастливая и… беременная.
На удивление быстро Кити подружилась с Робином, вместе с ним спала и ела, разрешала ему катать себя по полу как плюшевую игрушку и дружески вылизывала его морду. Робину было в то время три - четыре месяца. Он быстро рос, хорошел, наливался силой и к десяти месяцам стал огромным псом. Вот только был он почему-то невероятно труслив.
В пятом подъезде нашего дома проживал некий жесткошерстный фокстерьер по имени «Блитц», что в переводе с немецкого означает «молния». Впрочем, хозяева нежно звали его Дезиком, а ребята во дворе,- Гитлером (за крутой нрав). Дезик обладал отличным экстерьером. В отличие от наших фокстерьеров-переростков, в свои пять лет, он обладал маленьким ростом и идеальными пропорциями. Рядом с Дезиком Робин казался гигантом, но, к сожалению, собаки не умеют оценивать размеры друг друга, хотя чётко определяют пол и возраст. Наверное, Вам приходилось видеть, как крошечный пёсик пытается ухаживать за какой-нибудь огромной собакой женского пола. Он не понимает, что мал, и шансы его равны нулю. Так и наш Робин, чувствуя мужскую силу и завышенную самооценку Дезика, завидя его, падал на землю кверху лапами и замирал в подобострастной покорности передним, решительно не понимая, что стоит ему только поднять лапу, и от Дезика останется мокрое место.
Мы жили на втором этаже, лифтом не пользовались, и поэтому Робин не только отказывался заходить в лифт, но и не желал подниматься выше нашего этажа, упираясь в пол лапами, всем своим видом выражая панический ужас и истошно вереща. Случай помог ему избавиться от непонятных страхов.
Как- то пришел к нам в гости Володя Бабенко, незадолго до этого купивший у нас сестру Робина Руду. Володя был ленинградцем, приехал в командировку и зашел к нам, желая получить какую-то консультацию по поводу содержания собаки. Когда я рассказала ему о приступах трусости, которым был подвержен Робин, Володя очень удивился, вывел Робина на лестничную площадку, поднял его на руки и потащил наверх. Робин верещал и вырывался, но стресс, пережитый им, что-то круто изменил в его психике. Когда мы с Робином пошли провожать Володю и вышли во двор, пёс, увидевший проходящего мимо нас пожилого элегантного мужчину, неожиданно вырвал свой поводок из моей руки, догнал джентльмена и, повалив его на землю, замер в гордой позе победителя. Замять скандал удалось только благодаря тому, что обиженный оказался отцом одной из моих подруг и знал меня с детства.
С этих пор Робин никого и ничего не боялся.
В тот год в Москве вдруг исчезли из продажи яйца. Мой отец через каких-то своих знакомых договорился, что в магазине у Павелецкого вокзала нам отпустят сотню яиц. Я поехала туда, с превеликой осторожностью транспортировала эти яйца домой и, бережно выложила их в огромную миску, стоявшую на подоконнике. Зайдя через полчаса в свою комнату, я увидела такую картину: на бабушкиной тахте лежал, виляя хвостом, счастливый Робин, а между его лап аккуратненько были сложены все сто яиц. Ни одно из них не было разбито.
Робин любил нас всех, но мою маму обожал он с особенной страстью. Когда мама возвращалась с работы, Робин с визгом бросался к ней навстречу, подпрыгивал, вставал на задние лапы и старался облизать ей лицо. Всё это делалось с такой страстью, что однажды огромный и тяжелый пёс выбил ей зуб. После этого мама, приходя домой, опрометью бежала в комнату, садилась на диван и плотно закрывала свою голову руками, предоставляя Робину, вспрыгнувшему вслед за ней, плясать вокруг и расточать свои горячие ласки.
Робина, к сожалению, пришлось продать. Содержать в квартире разнополых собак очень тяжело, тем более, если они являются близкими родственниками, а хозяева не собираются устраивать собачий питомник.
Остались у нас жить Рэни и Кая. Рэни вела монашеский образ жизни, Кая же - распутный и по-прежнему регулярно уходила из дома, а потом приносила очередную порцию котят. К сожалению, в возрасте пяти лет она погибла под колёсами единственной в нашем огромном дворе частной машины. Хозяйка машины в панике прибежала к моей маме, предлагала купить ей любого самого породистого котёнка, но мама отказалась: котят мы не покупали, а подбирали.
Через полгода погибла Рэни, погибла в течение одной ночи от инфекционного гепатита. Еще вечером она была совершенно здорова, а к шести часам утра, когда приехал к нам один из лучших ветеринаров Москвы, профессор Отто, минуты Рэни были уже сочтены. Мы даже не смогли похоронить её. Пришла санитарная машина, нашу бедную собаку забрали на вскрытие, а после установления диагноза не отдали её нам.